Диас Валеев: «Острие вильнюсских событий имеет общесоюзный адрес»
- Итак, вы были одним из тех случайных «наблюдателей», оказавшихся в Литве в момент вильнюсской трагедии...
- Да, я недавно вернулся из Литвы, где пробыл с 28 декабря по 16 января. Правда, был не в Вильнюсе, а в Паланге, но была какая-то общая атмосфера, которая чувствовалась и там. И мои наблюдения расходятся с тем, что приходится читать в газетах и слышать от людей.
Русскоязычное население в Литве находится в информационной блокаде. Передачи по радио и телевидению звучат сплошь на литовском языке, в те дни, когда начались вильнюсские события, прекратились даже те двадцатиминутные передачи на русском, звучавшие один раз утром, один раз - днем и один раз - вечером. Передачи гиперполитизированны, нет ни музыкальных, ни литературных, ни развлекательных - голая политика, голые призывы. Центральные газеты в некоторые дни купить очень сложно, видимо, номера, в которых появляются материалы, не устраивающие литовское руководство, просто не пропускают в киоски.
То есть информация для русского населения очень избирательна и его держат на голодном пайке. Вместе с тем передачи нагнетают обстановку до истерии...
Далее. День повышения цен. Он был внезапен и для литовцев, и для русских, и, конечно, произвел шоковое впечатление. Очереди мгновенно исчезли. Это был резкий удар по желудку и, можно сказать, по интересам народа. Сейчас об этом ударе все забыли, никто не вспоминает. А надо помнить, ведь что-то стояло за этим.
- Такая «забывчивость» объяснима: цены, какими бы они ни были, и танки - вещи не одного порядка.
- Я сам своими ушами слышал неоднократные призывы: приходите на площадь, надо защищать, надо охранять и т.д. Такое давление на психику имело большое значение. И жить в постоянном радиотелевизионном прессинге человеку сложно. А когда на площади собираются десятки тысяч людей, обязательно что-то должно случиться.
Поэтому я считаю, что в том, что случилось с 12 на 13 января, виноват, с одной стороны, режим Ландсбергиса и он сам, а с другой - люди, отдавшие приказ солдатам.
- То есть первым виновным вы все-таки называете Ландсбергиса?
- Да. Я убедился в этом, познакомившись с его пропагандой. После повышения цен Ландсбергис висел на волоске. Он пошел не резкое обострение ситуации, пошел ва-банк и в результате эти танки проложили и вымостили ему дорогу к более абсолютной власти и теперь он - «национальный герой».
- Неужели те, кто отдавал приказ, этого результата не могли предвидеть?
- Я думаю, что для них это провокация более крупного порядка, и цель ее - не какой-то путч в Литве (если бы такая цель ставилась, она была бы достигнута, ибо для армии такой переворот технически не сложен). Цель, повторяю, более крупная - дестабилизация положения не только в Литве, не только в Прибалтике, а в целом в стране. Это детонатор. А взрыв должен состояться во многих местах, может быть, главным образом в России.
- Судя по всему, вы разделяете недавно опубликованный в «ВК» прогноз Михаила Полторанина, который заметил: сначала - полномочия под пост пpезидента, потом некто организует беспорядки, потом подстегивает требования рабочих об отставке президента; ситуация дойдет до предела, Горбачев вынужден будет уйти, и тогда случится переворот. Военный или гражданский - неважно, но правый переворот. Вы склоняетесь к этой версии?
- Да, наверное так. Именно «правый» в старом значении этого слова. Танки в Вильнюсе вызваны не столь прибалтийским кризисом, сколь кризисом общесоюзным. Главное острие этих событий имеет общесоюзный адрес. Идет очень крупная игра, а общественное мнение, как мне кажется, совершенно не разобралось в этой игре.
По существу, в Литве устанавливается сейчас фашистский режим. И общественное мнение фактически выступает в его защиту, в защиту Ландсбергиса и его подобных. А этот режим, возможно, - модель будущего для всей страны. Из одного тоталитаризма, который мы сейчас проклинаем, мы попадаем в другой, модернизированный, быть может, более страшный. Но этой опасности мы не видим...
- Если продолжать эту мысль, то отражение Ландсбергиса можно видеть в руководителях других республик, в Ельцине, например?
- Да. То, что делает Ландсбергис в своей республике, - будет делать и Ельцин в России, если получит возможность. Во время августовского визита Ельцина в Казань я задал ему вопрос на встрече в Союзе писателей: гарантирует ли он, первый человек России, что мы все, сидящие в этом зале, в ближайшие годы просто останемся живы? Тогда меня никто не понял, мои коллеги закричали, что это демагогия, а Ельцин начал говорить, что военный переворот невозможен. А я имел в виду не военный переворот, а опасность, исходящую из новых, псевдодемократических, популистско-фашистских кругов.
- Ваше мнение, несомненно, расходится с мнением большинства граждан нашей страны, с мнением прессы, в том числе, и нашей газеты. Как бы вы оценили такое расхождение?
- Я думаю, истина не там, где большинство.
- Я имел в виду прежде всего истоки этого расхождения...
- За последние двадцать лет сформировался новый мощный класс советской необуржуазии. Находиться на диете он не хочет и, естественно, захотел открыто добиться экономической и политической власти, совершает через своих людей, своих ставленников, которых провел на разные уровни властных структур, переворот.
События, которые происходят в Литве, как раз ложатся в рамки этого глобального переворота.
- Ваша точка зрения не вызывает сомнений с той только оговоркой, что вы называете это переворотом, кто-то - «новым мышлением», кто-то - конвергенцией. То есть вопрос в отношении к происходящим процессам...
- Я, например, сторонник конвергенции в том ее понимании, которое декларировали Гелбрайт, Сахаров. Но сейчас, мне кажется, о конвергенции уже поздно говорить, речь идет о полном поглощении одной системы другой, о полном поражении.
Игра идет очень крупная, и те события, которые сегодня происходят, - разменные карты в этой игре.
- Каков ваш прогноз на этот глобальный переворот? Состоится он или это невозможно?
- Конечно, еще несколько лет назад я считал это невозможным. Но сейчас вижу, что это вполне вероятно. Ведь первая попытка такого переворота произошла в 1987 году в Бирме, которая перешла с социалистического на капиталистический путь развития. Никто на это не обратил должного внимания. Удачно получилось там, почему не получится здесь? В 1989 году это же повторилось во всех странах Восточной Европы, в 1991 году это может повториться и здесь.
- Но в каком качестве в этот процесс вписывается Вильнюс? В качестве остановки, срыва?
- Я думаю, что и Карабах, и Литва исполняют роль детонатора, катализатора всех этих процессов.
- Как бы вы спроецировали вильнюсские события на Татарию? В принципе мы имеем здесь сходные с Литвой моменты: есть коренное население республики, есть определенный экономический потенциал, дающий как Литве, так и Татарии возможность самостоятельного существования, и есть значительная русскоязычная диаспора.
- Проецировать надо прямо: то, что происходит в Прибалтике, может произойти и в Татарии. Поэтому и к вильнюсским событиям надо подходить с этой точки зрения: желательны эти процессы или нет, что они дают?
- Значит, в какой-то степени Вильнюс - предупреждение ТОЦу, «Иттифаку» и другим силам, которые по устремлениям можно сравнить с «Саюдисом»?
- Это предупреждение всем нам, всем народам, проживающим в Татарии.
Гражданская война в стране практически началась. В условиях войны говорить о демократии смешно. Ее нет. Налицо диктатура группировок и агрессия их примитивной лживой пропаганды. Так что людям надо разобраться, чего они хотят: действительно демократии или наступления фашистского режима. «Фюреры» для него уже готовы.
Газета «Вечерняя Казань» (Казань), 29 января 1991 года